Данные воздушной разведки моментально поступили в оперативный отдел штаба флота. Их сразу пустили на обработку:

– Какой из кораблей ближе всего сейчас к указанным координатам? Тральщик не годится, у него малый ход. «Грозный» – поломка в машине, у него текут трубы… Вот старый «Урицкий», который и волну легко переносит, и машины тянут выносливо…

Косо дымя из старомодных труб, эсминец «Урицкий» ложился на новый курс. Когда-то в молодости был он «Забиякой» (это уже вторая мировая война на корабельном веку). Борта эсминца еще не остыли после битвы в Моонзунде, когда началась революция и бойкий «Забияка» в ту памятную ночь октября стоял рядом с «Авророй». А в 1933 году славный «новик» простился навеки с влажной Балтикой – окунулся в полярные туманы…

«Урицкий» быстро вышел на встречу с транспортом. Аварийные команды горохом посыпали на палубу разбитого корабля. Русские матросы разлетались по отсекам, повсюду трещали их жесткие робы, они, как тараканы, сновали по коридорам, тянули шланги, ставили подпоры, и Брэнгвин сначала ничего не понимал – только отовсюду слышал непонятное для него слово: «Давай!»

– Давай, давай! – кричали русские.

Он пытался вмешаться в их работу, но его отстранили.

– Давай, давай… давай, давай, ребята!

На эсминце Брэнгвина осмотрел врач и угостил спиртом. Брэнгвин подмигнул ему.

– Давай, давай! – сказал он врачу.

Врач удивился и налил ему еще. Брэнгвин выпил и полез по скобам трапа наверх. «Итак, все в порядке», – подумал он, размышляя, где бы ему поспать.

Двадцать четвертого июля командование Северным флотом издало приказ о прекращении поиска судов каравана РQ-17…

В этот же день одним из последних кораблей пришел в Архангельск и «Азербайджан» – ему были, конечно, рады, хотя он вернулся пустым (через пробоины все содержимое танков вылилось в море). А транспорт, на котором плыл Брэнгвин, русские утащили прямо в Мурманск.

На высоком уровне

Теперь пора подсчитать наши потери. Я пишу – «наши», ибо тот груз, который лежал в трюмах погибших кораблей, был уже нашим грузом.

Из всех транспортов до портов назначения добрались лишь 11, и будем считать, что эти 11 кораблей – счастливцы.

Остальных навеки поглотил океан.

Из 188 000 тонн военных грузов советские порты приняли от кораблей РQ-17 лишь 65 000 тонн. У. Черчилль не ошибся в своих расчетах, когда в письме к Сталину указывал, что уцелеет только одна треть. Потери были колоссальны…

Вот что осталось лежать на грунте вместе с кораблями:

Это не считая прочих военных грузов! Польский историк морских операций Ежи Липинский пришел к печальному выводу: «Такие материальные потери могут сравниться лишь с потерями в крупном сражении на суше…»

В самом деле, представим себе армию, вступившую в генеральную битву. В ходе сражения она способна «истратить» в боях 210 самолетов и 430 танков. [20] Причем в этой «битве» противник имел совсем незначительные потери…

Иден при встрече с Майским сказал без обиняков:

– А вы не находите, посол, что история с РQ-17 весьма показательна и убедительна? Какой смысл для вас, русских, если мы станем отправлять к вам караваны, которые в Баренцевом море все равно угробят немцы?

– Смысла в этом нет, – согласился Майский. – Но зато есть смысл не подставлять караваны под избиение их противником…

Теперь в Лондоне сочли неудобным посылать конвои в СССР, и Черчилль обещал Сталину усилить снабжение трансиранским путем, а это путь кружной и долгий. Однако за океаном у нас нашелся верный союзник: президент Ф. Рузвельт отнесся резко отрицательно к прекращению поставок по ленд-лизу в Россию кораблями через арктические воды…

Разгром немцами каравана РQ-17 вызвал очень острую реакцию в политическом мире. Протесты шли к Черчиллю из Москвы, из Вашингтона, и, наконец, поступали протесты от офицеров британского флота.

– Караваны могут проходить в СССР, – утверждали они, – РQ-17, покинутый эскортом, не может служить примером их непроходимости…

Черчилль этого натиска не выдержал и велел в узком кругу своих приближенных договориться с русскими.

– Маршал Сталин очень сердитый мужчина, – сказал он Идену. – Только не давайте русским слишком наваливаться на нашего Дадли… С них хватит и того, что в Москве они спустили штаны с нашего морского атташе Джеффри Майлса!

Двадцать восьмого июля собрались у Идена в его парламентском кабинете.

Здесь были Александер (морской министр) и Дадли Паунд.

Советская сторона была представлена послом в Англии И. М. Майским и адмиралом Н. М. Харламовым, который в годы войны занимал ответственный пост военно-морского атташе в союзной нам Великобритании.

Паунд начал разговор весьма неудачно:

– Немцы – шляпы! Будь я на месте гросс-адмирала Редера, у меня бы не проскочил в Архангельск ни один наш транспорт…

На это адмирал Харламов, особенно возмущенный всей этой проклятой историей, заметил без отменной вежливости:

– Вы, конечно, намного лучше Редера! С вашей помощью кое-кто все-таки проскочил в Архангельск, за что мы, русские, вам особо благодарны…

Для нас было ясно, чего хотят англичане, и никто из англичан не сомневался в том, что именно станут требовать от них советские представители… По предложению Идена, первым должен был говорить Паунд. Но посол Майский опередил его:

– Вопрос стоит так: когда может быть отправлен ближайший конвой? Было бы желательно получить от адмирала Паунда исчерпывающий ответ на этот вопрос…

В своих воспоминаниях об этом напряженном времени И. М. Майский сообщает, что «говорил и решал с английской стороны только Паунд. Иден и Александер все время либо молчали, либо позволяли себе краткие реплики, робко глядя в такие моменты в глаза Паунду. Похоже было, точно Паунд – учитель, а Иден и Александер – ученики, которым больше всего хочется заслужить хорошую отметку у учителя…»

Паунд пытался увильнуть от прямого ответа:

– Наш премьер в своем последнем послании к мистеру Сталину высказал желание отправить в Москву одного из высших офицеров воздушного флота, дабы согласовать вопрос именно об охранении караванов с воздуха. Однако мистер Сталин оставил наше предложение безо всякой реакции с его стороны…

Затем Д. Паунд вскользь обронил, что они собираются с помощью сильного воздушного флота сделать Баренцево море опасным для «Тирпитца». Майский опять спросил напрямик:

– Так сколько же, по вашему мнению, следует нам иметь самолетов в Мурманске, чтобы обеспечить безопасность конвоев?

Паунд отвечал с хмурым видом:

– Шесть эскадрилий для бомбовых ударов и четыре – не меньше – для нанесения торпедных ударов.

– Хорошо, – утешил его Майский. – Сегодня же запрошу об этом наше правительство…

Вопрос – после гибели РQ-17 – касался теперь РQ-18!

Будет или не будет послан РQ-18 в скором времени?

Англичане уходили в сторону от ответа, ссылаясь на мнение Черчилля.

– Надо ждать, – говорили они, – когда полярный день сменится на театре полярной ночью. В условиях незаходящего солнца корабли конвоев подвержены большей опасности… Пусть полярные дни станут короче…

Если ответ Сталина Черчиллю сводился в конечном результате к политическим соображениям, то адмирал Харламов, как моряк, обрушился на Паунда профессионально… Он в лицо лорду Адмиралтейства высказал, что вся эта история с «Тирпитцем» не стоит выеденного яйца. «Тирпитца», конечно, можно бояться, но этот страх пока лежит глубоко в потенции, и англичане еще не ощутили материальной силы германского линкора. Ясно видно, утверждал Харламов, что в основе разгрома каравана РQ-17 заложена явная нелепица и стратегическая ошибка (мягко выражаясь) самого Британского адмиралтейства…